Комиксы средневековья

Античные и библейские сюжеты в изобразительном искусстве.

Нам, имеющим весьма слабое образование в области истории, мифологии и искусства, картины и фрески старых мастеров порой кажутся сложными для восприятия. Производят впечатления перегруженных фигурами, непонятными символами и лишними деталями.

На самом же деле, большинство работ старых мастеров, украшающих стены музеев и храмов – это простейшие комиксы, легко доступные пониманию не самого образованного современника. Их современника. Не нас.

Мы и библию-то не читали. И мифы Древней Греции проходили в школе наискосок. В результате для нас картина старого мастера – ребус, загадка. А для его современника – просто агитационный плакат на уровне «ты записался добровольцем» или карикатуры Кукрыниксов.

Впрочем, некоторые плакаты понятны даже нам, благодаря гению художника. Например, Иеронима Босха. Его полотна, говоря современным языком, являются средневековыми комиксами на тему ада и рая, святости и греха. Но они нарисованы так, что понятны и современному атеисту, и средневековому христианину.

Но почему художники рисовали именно это, а не что-то другое?

Начиная со средних веков, или даже чуть раньше, художники использовали в своем творчестве то, что было понятно большинству людей. А самые известные сюжеты и истории были изложены в Библии. Впрочем, это была единственная книга, которую хоть кто-то читал. Других книг фактически не было. Поэтому, если художник хотел быть понятым заказчиком и зрителями, то он использовали библию. Или древние мифы.

Кроме того, в большинстве своем, до наших дней дожили только те произведения художников, которые им заказали, и за которые им заплатили. Может быть, художников и не вдохновляла библия, а вдохновляли котики, и они бы хотел всю жизнь рисовать котиков, но картины с котиками люди у них не покупали. А покупали холсты, где был распятый Христос, Мария, святые, библейские истории и античные герои.

Очень долго, вплоть до малых голландцев, основным заказчиком, для художника, была церковь, и, на втором месте, коронованные особы и прочая знать. Короли заказывали в основном свои парадные портреты, или просто портреты, что бы послать невесте, или жениху. И даже если богатые люди и заказывали себе еще какие-то картины, то они опять же заказывали то, что было понятно всем остальным, т.е. библейские и античные сюжеты.

Тем не менее, особо талантливые художники, выполняя заказ, могли через свое искусство попытаться, немножко покритиковать не Бога, но церковь. Тех людей, которые выступают от лица Бога.

Примером какой художественной смелости может быть «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи, которая изначально была расположена на стене трапезной - столовой монахов.

На этой фреске Леонардо да Винчи изобразил сцену, когда Иисус сообщает апостолам, что будет предан.

Формально на фреске изображена трапеза – поздний ужин. И для столовой монахов вполне подходит.

В реальности же фреска говорит о предательстве, о вероотступничестве и грехе. И монахи, обедая и ужиная, вынуждены были на это смотреть. А ведь при этом монахи не должны были предаваться греху чревоугодия, но в столовой они именно ему и предавались.

Грешить под взглядом Христа, изображенным Леонардо да Винчи им было неуютно. Поэтому монахи очень скоро стали использовать эту столовую, как склад. И даже прорубили дверь прямо во фреске.

Другим известным критиком церковников был Микеланджело. Его картина «Страшный суд» была расположена в более престижном, чем столовая, месте - в зале собраний, а принимавший работу папа Павел III был довольно либеральным, и позволил Микеланджело нарисовать людей обнаженными.

Микеланджело считал, что в рай и ад люди попадают нагими, что вряд ли они берут в потустороннюю жизнь свои доспехи, парадное облачение, исподнее, сундуки с монетами и прочий скарб.

Он считал, что как пришел в этот мир человек, так из него и ушел. Нагим.

Такой подход вызвал яростную критику со стороны церковников.

В итоге художник отреагировал на это просто - он изобразил двух церковных чиновников прямо на фреске. Одного он нарисовал держащим в руках содранную с человека кожу, а второго изобразил в аду и наградил ослиными ушами.

Чиновники даже пожаловались папе Павелу III, требуя, чтобы Микеланджело исправил картину. Но на их жалобу Павел III ответил, что он занимается божественным, а ад это не его сфера, и что им следует обратиться напрямую к Микеланджело.

«Маха обнаженная» Франсиско Гойи была недопустимой крамолой, но обнаженная «Венера с зеркалом» Веласкеса, или иная другая богиня на месте Махи, была хоть и слегка фривольной, но допустимой.

И богатые люди заказывали полотна с мифологизированной библейской или античной эротикой для своих салонов, будуаров и спален. Безопасно с точки зрения критики церковников и возбуждающе, относительно собственных желаний.

Соотношение эротики и воздержания в жизни людей прошлых веков теперь можно легко измерить, подсчитав соотношение нагих и одетых людей на полотнах в музеях.

Но, конечно, далеко не все художники были критиками церкви, авторами эротических полотен или просто рисовали «что скажут», чтобы обеспечить жизнь себе и соей семье.

Были, конечно, среди художников и истинно верующие люди.

Например, Уильям Хант, один из участников Братства Прерафаэлитов, даже совершал паломничества из Англии в Иерусалим. При этом он осознано ставил перед собой задачу приблизить зрителя через свои картины к христианским ценностям, наставить на путь истины. То есть Хант–художник использовал кисть и краски так же, как использовал Библию и слово какой-нибудь истинно верующий Хант-проповедник или Хант-священник.

И не только Хант пытался наставить людей на путь истины.

Иероним Босх весьма критично высказывался в своих картинах, относительно всего человечества и его пороков.

Босх мастерски изображал внутренний мир грешника и ад, как результат подобной греховной жизни. И в данном случае Босха вдохновляли не столько библейские истории, сколько реальная жизнь. А библейские мотивы лишь помогали ему изобразить то, что он видел в реальности. И Босх изображал внутренний мир людей, дорога которых лежит в ад.

В противоположность Босху, который пытался напугать, чтобы наставить людей на путь света и добра, и в противоположность проповедям Ханта, его «побратим-прерафаэлит» Джон Миле пытался очеловечить библейские сюжеты, сделать их максимально близкими обычным людям. Миле, например, мог нарисовать Христа в детстве, в кругу семьи, в столь обычной и повседневной сцене, что такая трактовка святых текстов вызывала серьезную критику от апологетов застывшей монументальности христианских распятий.

Христос у Миле был обычным мальчиком. Не возвышенным, не распятым, не творящим чудеса, а обычным ребенком. И это очеловечивало веру.

И если Миле неосознанно провоцировал критиков, то были художники, которые шли на провокации сознательно. Особенно активно провокативный дискурс художников и религиозных сюжетов стал развиваться в 20-м и 21-м веке.

В современном искусстве художники часто используют библейские сюжеты как способ провокации. В них Христос и иные религиозные символы преподносятся нестандартным образам. Но только напрасно верующие или церковь принимают это на свой счет.

Высказывания этих художников-провокаторов по смыслу гораздо ближе к полотнам Босха, чем к персональным нападкам Микеланджело. Они используют библейские мотивы и религиозную атрибутику для того, чтобы люди могли взглянуть на себя со стороны. Задуматься. Задать себе вопросы о том, что такое «истинная вера». И действительно ли люди следуют христианским заповедям, или они ходят в церковь, как в магазин? И что они там ищут – индульгенцию или просветление?

При этом на провокации художники все-таки решаются редко. В большинстве своем, как и в прошлые века, художники рисуют иконы, расписывают церкви или создают иные полотна не ради собственного высказывания, а на заказ. Рисуют «что скажут» и за что платят. И вполне возможно, что гораздо больше, чем библейский сюжет и христианские ценности их вдохновляет перспектива получения гонорара.